Б.В. Токарев

ОБ ЭСПЕРАНТСКОЙ ПОЭЗИИ

Наиболее широко и оригинально на языке эсперанто представлена поэзия. Основам эсперантского стихосложения посвящена статья Г. Вариньена и других авторов в книге «Путеводитель по Парнасу» [Kalocsay, Waringhien, Bernard, 1968], труды К. Калочая [Kalocsay, 1931], Н. Хохлова [Hohlov] и др. Работы эти отражают точки зрения, типичные для представителей тех или иных школ эсперантской поэзии, поскольку творчество поэтов, принадлежащих к той или иной национальности, неизбежно носит черты поэзии соответствующего народа. Разумеется, впоследствии к любой из этих школ могут примкнуть и фактически примыкают также авторы других национальностей, так что школы эти становятся интернациональными.

Обзор особенностей техники стихосложения у представителей различных школ целесообразно начать с метрических и каталектических возможностей, которые дает эсперанто, и лишь затем рассмотреть, как эти возможности осуществляются в творчестве адептов важнейших школ в эсперантской поэзии - русской, будапештской и английской (шотландской).

Согласно 10-му правилу фундаментальной грамматики эсперанто ударение в эсперантских словах всегда падает на предпоследний слог [Zamenhof, 1963]. Наиболее естественной для эсперанто является силлабо-тоническая система стихосложения, хотя у многих авторов имеются стихи, написанные в свободной форме (Л. Тарконь, В. Влодарчик, К. Калочай (1)). Напротив, чисто силлабическая система (применяемая, например, в японском стихосложении) малопригодна для эсперантских стихов, поскольку «слабый ритм, основанный на простом счете слогов, полностью теряется в мощных волнах тонического эсперантского ритма» [Ossaka, 1958, с. 11].

Значительно расширяет ритмические возможности использование 16-го правила фундаментальной грамматики, которое позволяет отбрасывать окончание именительного падежа единственного числа существительных и заменять его апострофом, причем ударение остается при этом на прежнем месте.

Эсперанто позволяет использовать любые двух- и трехсложные стопы в любых сочетаниях с одним лишь ограничением: крайне неблагозвучны те сочетания, в которых два ударных слога оказываются рядом [Kalocsay, Waringhien, Bernard, 1968, с. 12], что может произойти в том случае, если непосредственно после апострофированного слова следует двухсложное. Это явление, однако, встречается в классической эсперантской поэзии, даже в стихотворениях и переводах Л. Заменгофа, например: Al vi, granda fonto de l' amo kaj vero [Zamenhof, 1929, с 587] 'Тебе, великий источник любви и правды'; Shipet' iras sur rivero [FK] 'Кораблик идет по реке'.

Много таких мест и в переводе «Пана Тадеуша» А. Грабовского (2), также считающемся классическим, и в переводах, выполненных чешскими авторами (3).

В эсперантской поэзии применяются почти исключительно чистые метры, но возможны и сложные, например:

Forte ni staru, fratoj amataj.
Рог nia sankta afero!
Ni bataladu, kune tenataj
Per unu bela espero! [Zamenhof, 1929, с 588]

Мы будем стоять непоколебимо, дорогие братья,
За наше святое дело!
Мы будем бороться вместе
За одну прекрасную надежду!

Или:

En urbo malnova, fremda,
Promenas mi en sol';
Sopiras en strech' atenda,
Dum sonas ne rusa parol' (
4)

В городе старом, чужом
Прогуливаюсь я в одиночестве;
Тоскую в напряжении ожидания,
В то время как вокруг звучит нерусская речь.

Существеннее ограничения, касающиеся рифм. Наиболее естественным, как это следует из 10-го правила, является женское окончание стиха. В течение первого, русского периода развития эсперанто, длившегося до 1900 г., другие рифмы почти и не встречались. Сам Заменгоф лишь в одном из своих оригинальных стихотворений использовал мужские рифмы: это знаменитое «О мое сердце». Вот его первое четверостишие:

Но, mia kor', ne batu maltrankvile,
El mia brusto nun ne saltu for!
Jam teni min ne povas mi facile,
Ho, mia kor'! [Zamenhof 1929, с 589] (
5)

О сердце! Ты не бейся так тревожно,
Не рвись нетерпеливо из груди!
Ужели, долгий путь пройдя, возможно
Мне в трудный час не победить?

Перевод И.Н. Kypuчa

Стихи с мужскими рифмами стали во множестве появляться лишь в течение так называемого французского периода, длившегося от 1900 г. до начала первой мировой войны. Основным способом образования мужских окончаний является применение 16-го правила (элизия), или использование односложных слов, например наречий (в эсперанто всего 19 односложных наречий) и местоимений. Так или иначе, но после 1900 г. было опубликовано огромное количество как оригинальных, так и переводных стихов с чередованием мужских и женских окончаний (а иногда и с одними мужскими). В качестве примера приводим две строфы из стихотворения Н. Хохлова «Пролегомены»:

La lirikon mi ne kreas, min obsedas la liriko,
Chiunerve, chiusente, kvazau birdon la aer'.
Min allogas melodioj de la bela erotiko.
La muziko de la ghuo, la plej flama sur la ter'.

Mian himnon al la karno, al patrino de l' spirito -
Kantas hhore la plej lurnaj anguletoj de l' anim',
Miajn sonojn naskas fulmoj de la krea am-irito.
La mistero kaj embrio de la ritmo kaj la rim' (
6)

Лирики не создаю я - мной она владеет властно,
Каждым нервом, каждым чувством, словно птицею полет.
Наслаждение напевом эротическим - прекрасно,
Самой пламенной на свете он мелодией влечет.

Плоть - мать разума и духа, свои гимны ей слагаю
В самых чистых, самых светлых уголках моей души.
В блеске молнии томленья мои песни возникают.
Ритм размеренный и рифма зарождаются в тиши.

Перевод А. Тонти и Б. Торнадо

Трудности образования мужских окончаний стихов ощутимо возрастают, если они не перемежаются с женскими, особенно если произведение значительно по объему. Из таких произведений можно упомянуть принадлежащий Б. Торнадо перевод «Мцыри», начало которого опубликовано в 1966 г. Вот первые строчки:

Ne multaj jaroj antau nun',
Kie brakumas sin sub sun'
Kiel fratinoj kun la bru'
Kura' kaj de Aragvo flu' -
Situis monahej' (
7).

Таким образом, стихи с мужскими окончаниями в эсперанто вполне возможны, хотя и менее естественны, чем с женскими. Сложнее обстоит дело с дактилическими окончаниями стихов. Крупнейший эсперантский поэт Н. Хохлов считал их невозможными: «Любая попытка решить проблему дактилических рифм добавлением безударного слова оказывается весьма неудачным способом. Лучше переводить их с обычными рифмами, но только тогда теряется музыка, которая в этом стихотворении (речь идет об „Умирающем лебеде" Бальмонта. - Б. Т.) играет основную роль» (8). Эту же мысль он выразил в одном из музыкальнейших своих стихотворений - «Жалоба».

Ah - kial Esperanto ne havas la daktilajn,
Dorlotajn rusajn rimojn - simbolojn de la am'... (
9)

Ax, почему эсперанто не имеет дактилических,
Ласковых русских рифм - символов любви.

Однако дактилические рифмы неоднократно применялись. Первым и наиболее изящным образом является перевод стихотворения Лермонтова «Молитва» («В минуту жизни трудную»), принадлежащий Белю Манто (Б. Мирскому).

Pregho

En vea malfacila hor',
Se premas sin anim',
Al Dio kun humila kor'.
Mi preghas kun estim'.

Sin trovas saniganta fort'
En sankta pregh' al di',
Kaj spiras en la kanta vort'
Mirinda harmoni'.

Plu dubojn ne memoras mi,
Sopiro iras for,
Kaj preghas mi, kaj ploras mi,
Kaj ghojas, ghojas kor' (
10).

Дактилический эффект достигается здесь путем частичной потери ударения последним слогом каждого нечетного стиха. В поэме Е. Михальского «Весеннее» (11) также имеются стихи с дактилическими рифмами, но они не столь совершенны. Вообще дактилические рифмы в эсперанто хотя и возможны в принципе, но крайне трудны и допустимы лишь для создания особых эффектов.

Как уже было сказано, в эсперантской поэзии существует три основные школы. Возникновение русской школы следует считать с того момента, когда Заменгоф, по меткому выражению Калочая, «еще в колыбели обручил эсперанто с поэзией» [Kalocsay, 1931, с. 45], т.е. с момента рождения языка.

Родным языком Заменгофа был русский, в молодости он мечтал стать русским поэтом, и потому неудивительно, что он и явился основателем русской школы в эсперантской поэзии, в стиле которой писали фактически все или почти все эсперантские поэты до первой мировой войны. И впоследствии эта школа всегда находила сторонников. В стиле русской школы писали такие поэты, как Михальский, Логвин, Хильда Дресен и многие другие (12), здесь не упомянутые. Но лучшим в этой школе является замечательный поэт Н. Хохлов, которого (вместе с Заменгофом) можно считать классиком эсперантской литературы.

После первой мировой войны вперед вышла будапештская школа, признанными авторитетами которой являются Эмба, Баги, Калочай, Тарконь, а после второй - английская, виднейшими представителями которой считаются М. Бултон, Рето Россетти и Уильям Ольд.

Эсперантская проза достигла зрелости позднее, чем поэзия, что естественно для многих национальных литератур. Становление эсперантской прозы связано с именами Кабе, А. Сахарова, Ю. Баги, В. Варанкина, Р. Шварца, Рето Россетти, Чезаро Россетти (13) и ряда других писателей. Крупнейшим же эсперантским прозаиком по праву считается венгерский сатирик Шандор Сатмари (14), произведения которого, к сожалению, пока еще малоизвестны в неэсперантской среде.

В нашем обзоре мы будем следовать этому порядку: русская школа в эсперантской поэзии, будапештская школа, английская школа. Что же касается эсперантской прозы, то она не является предметом рассмотрения предлагаемой статьи.

Русская школа в эсперантской поэзии

Как уже было сказано, основателем русской школы в эсперантской поэзии является сам автор эсперанто - Л.Л. Заменгоф. Оригинальных стихотворений им написано всего девять [Zamenhof, 1929, с. 586-592]. «Моя мысль» и «О мое сердце» опубликованы уже в первой книге (1887). Стихотворение «Надежда» стало гимном эсперантистов. Движению эсперантистов посвящены также стихотворения «К братьям» и «Дорога». «Молитва под зеленым знаменем» имеет религиозное содержание. Два стихотворения написаны по случаю и не имеют особого значения. Последнее его стихотворение - «Дождь» - лирическое. Существуют музыкальные обработки таких его стихотворений, как «О мое сердце», «Дорога», «Молитва». Все эти стихотворения широко известны и послужили образцом для многих произведений последующих поэтов. И хотя техника стихосложения Заменгофа соответствовала ограниченным возможностям начального периода развития эсперанто, художественный уровень его стихотворений (особенно последнего - «Дождь») очень высок.

Кроме того, Заменгоф перевел «Гамлета» Шекспира, «Ифигению в Тавриде» Гете (15). В «Фундаментальной хрестоматии» имеется еще 12 переводов различных стихотворений. Нельзя не упомянуть и его сборник пословиц и поговорок [Zamenhof, 1961], который по своему характеру смыкается с его поэтическими переводами.

До конца своей жизни Заменгоф не знал соперников в поэтическом искусстве, хотя поэтов среди эсперантистов всегда было достаточно. Первым из них был его брат Ф. Заменгоф (1868-1933), который под псевдонимом ФеЗ начал публиковать свои стихотворения уже в 1888 г. Основным его произведением считается поэма «Боль человеческая» (1905 г.), впрочем, без особо выдающихся литературных достоинств. Сочинения Ф. Заменгофа были собраны и изданы в 1935 г.(16). В.Н. Девятнин (1862-1938) издал четыре тома своих собраний сочинений (17). Он первый осуществил перевод такого большого поэтического произведения, как «Демон» Лермонтова (1896), и этот перевод сохранил свое значение до сих пор. Им впервые переведены также «Борис Годунов», «Полтава», «Руслан и Людмила» Пушкина, но уровень этих переводов, так же как и его оригинальных произведений, нельзя считать высоким.

А. Грабовский известен прежде всего как переводчик «Пана Тадеуша» Мицкевича, этот перевод и в настоящее время считается классическим. Шесть оригинальных стихотворений, включенных в его сборник (18), в свое время пользовались большой популярностью, некоторые из них переложены на музыку. Кроме того, было опубликовано большое количество маленьких сборников оригинальных стихотворений, из которых мы отметим только некоторые: «Зеленые искры» Р. Френкеля, «Лепестки» Ч. Козловского (19). Мария Ханкель (1844-1929) изучила эсперанто в возрасте шестидесяти лет, ее стихотворения и рассказы собраны в сборнике «Песчинки» (20). Чешский эсперантист С. Шульхов (1864-1919) опубликовал три скромные книжки - «С надеждой к отчаянию», «Что принесла жизнь» и «Осенние цветы» (21). После его смерти была издана составленная им небольшая антология чешских поэтов «Богемские гранаты». С. Шульхов считается одним из виднейших поэтов того времени.

Особо следует отметить небольшой сборник крупного общественного деятеля, бывшего президента Всеобщей эсперанто-ассоциации Э. Прива (1889-1962) «Сквозь молчание» (22). Этот сборник содержит всего 11 стихотворений, но качественно он значительно превосходит, общий уровень поэзии того времени. Заслуживает отдельного упоминания и Г.Ф. Дешкин (1891 -1967), издавший первую книгу своих стихов в 1910 г., а вторую - лишь в 1957 г. (23). Г.Ф. Дешкин обладает определенным поэтическим талантом, его стихи очень мелодичны, но не отличаются глубоким содержанием. Многие поэты того времени представлены в «Эсперантской антологии» (24).

Для сочинений поэтов русской школы характерны мелодичность и совершенство ритма, чего нельзя, к сожалению, сказать о рифмах. Ранние произведения изобилуют адасизмами, т.е. повторением одинаковых грамматических элементов вместо рифм. Термин этот был введен А. Грабовским (см. [ЕЕ, с. 13]) и происходит от сочетания весьма тривиального суффикса -ad- с окончанием глаголов настоящего времени -as. В известной мере адасизмы аналогичны глагольным рифмам в русском стихосложении. Адасистами были как сам Л. Заменгоф, так и А. Грабовский, Е. Михальский, Г. Дешкин и др. Примером стихов с адасизмами может служить следующее известное всем эсперантистам четверостишие из «Дороги» Заменгофа:

Nur rekte, kurage kaj ne flankighante
Ni iru la vojon celitan!
Ech guto malgranda, konstante frapante,
Traboras la monton granitan.

Только прямо, смело и не уклоняясь в сторону,
Мы идем к намеченной цели.
Даже малая капля, падая постоянно,
Сверлит гранитную гору.

Другой недостаток этой школы - использование корневых рифм, т.е. женских рифм с одинаковыми ударными слогами, но неодинаковыми заключительными, безударными. Поскольку в эсперанто последний слог почти всегда окончание, определяющее грамматическую функцию слова, предпоследний ударный слог обычно принадлежит корню, откуда и название рифмы, например: renkontis - estontan; nevole - frivola; gracia - radio. Вопреки утверждению Калочая [Kalocsay, 1931, с. 107] о том, что рифма звучит в ее конечных звуках, для поэтов русской школы основой рифмы является не последний, а ударный слог. Здесь мы имеем дело с различным восприятием рифмы у представителей различных языковых групп. Для славянского слуха корневые рифмы вполне терпимы, для венгра Калочая это вообще не рифмы, он называет их «абортивными». Впрочем, у современных поэтов русской школы такие рифмы встречаются очень редко.

Исторически техника рифмования у представителей русской школы развивалась от точных женских рифм с многочисленными адасизмами к использованию мужских рифм и ассонансов, в которых чередуются сходные по звучанию согласные (например, monto - rondo).

Расцвет русской школы в эсперантской поэзии приходится на период между двумя мировыми войнами и связан в основном с именами Н. Хохлова, Е. Михалвского, X. Дрезен и X. Адамсона.

Н. Хохлов (1891-1953) родился и умер в Москве, годы с 1920 по 1928-й провел в эмиграции, в основном в Загребе (Югославия) и Варшаве. Кроме различных переводов им опубликована одноактная комедия «Смерть представителя Всеобщей эсперанто-ассоциации» (25), ничем особо не примечательная, и сборник стихотворений «Прилив и отлив» (см. примеч. 6). В этом сборнике всего 40 стихотворений, но большинство из них таковы, что ими мог бы гордиться любой крупный национальный поэт.

Хохлов был великолепным мастером, создавшим стихи, удивительные по своей мелодичности и красоте, каждое его стихотворение насыщено образами богатыми, неожиданными и эстетически прекрасными. Поражает и разнообразие тем. Его любовная лирика принадлежит к лучшим произведениям этого жанра. Он создал блестящие образцы политической лирики, такие, как стихотворения «1905», содержащее потрясающую картину расстрела народной демонстрации в Москве, «Европа», исполненное глубокой человечности. В стихотворении «Моя Родина» поэт, находившийся тогда в Польше, выражает глубокую любовь к своей социалистической родине. Его шуточные стихотворения, философские размышления в «Пролегоменах» и «Приливе и отливе» отличаются свежими и эмоциональными образами, ясным и простым языком, безупречным ритмом и музыкальностью.

Не случайно Н. Хохлов дал своей книге эпиграф из Верлена - «Музыка, музыка прежде всего...» -- каждый его стих как бы имеет свой музыкальный подтекст. Н. Хохлов умел рассуждать, оперируя образами неожиданными и меткими, поэтому его философские стихотворения, всегда содержательные и глубокие, исполнены красоты и очарования. Поэт очень изобретательно использовал особенности эсперантской грамматики, ее гибкость и многообразие форм, и стихи его трудны для перевода. Приведем для примера стихотворение Н. Хохлова «Шантеклер».

Chanteclaire

Saluton, heroldo matena, tro frue, tro frue vi krias,
Ankorau forestas la lumo, ech unu radio ne strias:
Ripozas en dolcha songhado dronante, la раса vilagho
Kaj sternas la roson krepusko tra tuta herbeja vizagho.

Ni du, kamaradoj sendormaj, sur nia posten' sentinelas:
Vi krias. - mi skribas la versojn, pri kiuj la кого fabelas,
Vershajne neniu vin audas, versahjne neniu ekkonos
La veron de miaj poemoj - neniu atenton ech donos...

Egale! Salutu la sunon, heroldo de I' tuj naskigohnta
Auroro de nova tagigho, kashita trans lim' horizonta;
Mi ankau salutu naskighon de novaj auroro kaj tago,
Kashitaj en homaj animoj post roka rigida zigzago.

Alarmu do, gaulo orpluma... che fino de l' nokta dejhoro
Poeto kaj koko anoncu alvenon de chiu auroro!
Vekighu kaj audu, havantoj de koroj kaj sanaj oreloj,
Aklamon al nova tagigho en kri' de la du sentineloj!

Шантеклер

Привет тебе, вестник рассвета, привет тебе, ранняя птица!
Без времени звонко запел ты, ведь небо еще не лучится;
В предутренних снах утопая, селенье еще отдыхает,
И сумрак прохладные росы по лону лугов расстилает.

И лишь два товарища ночью, стоим на посту мы, на страже.
Кричишь ты, а я сочиняю те сказки, что сердце подскажет.
Никто тебя, верно, не слышит, никто не поймет, что пишу я,
Никто даже взгляда не бросит на песню, что льется, тоскуя.

Пусть так! Но приветствуй же солнце, глашатай грядущей денницы!
День новый закрыт горизонтом, от взора людского таится.
Я также приветствовать буду рожденье новой Авроры,
Сокрытой в душе человека стеною от чуждого взора.

Кричи же, о галл златоперый! Ночное дежурство кончая,
Приход долгожданного утра Петух и Поэт возвещают!
И слушайте все, у кого есть и уши, и чувства живые.
Как, новый рассвет ожидая, приветствуем мы, часовые.

Перевод А. Тонти и Б. Торнадо

Другим крупным поэтом русской школы был Евгений Михальский (1897-1937). Ему принадлежат сборники «Первая волна», «Пролог», «Огонь исцеляет» и «Песни любви и тоски» (26). Наиболее выдающимся, несомненно, является «Пролог», где помещены его лучшие сочинения - поэмы «Бабочка» («Papilio») и «Весеннее» («Printempajhoj»), стихотворение «Поток» («Torento») и ряд других. Вот отрывок из поэмы «Бабочка»:

Estas mi - papili',
Gajflirtanta en aero,
Dancas mi, ghojas mi,
Tutan tempon dum somero.
De la lun', ghis la sun'
Kun korjun'
Flugas mi;
De la ter', de mizer',
De sufer'
Flugas mi.

'Я бабочка, весело порхающая в воздухе: все время танцую я, радуюсь я летом. От луны до солнца с молодостью в душе лечу я, от земли, от беды, от страдания лечу я'.

Е. Михальский - мастер свободного стиха, но и у него встречаются и адасизмы, и типичные для многих эсперантских поэтов-славян корневые рифмы. Стихотворения Е. Михальского по глубине и художественной обработке уступают произведениям Н. Хохлова. Сборник «Огонь исцеляет», посвященный классовой борьбе, менее удачен. Заметно стремление автора в некоторых стихотворениях подражать стилю Маяковского. Последний его сборник - «Песни любви и тоски» - неудачен. От его поэмы «Перековка людей» (1933-1935) сохранился лишь фрагмент (27), но он производит сильное впечатление, и техника стихосложения в нем находится на высоком уровне, так что об утрате этого произведения следует пожалеть.

Хендрик Адамсон (1891 -1946) писал как на эсперанто, так и по-эстонски. Его стихотворения опубликованы в сборниках «Двенадцать поэтов», «Вечерняя песня», а также в «Эсперантской антологии». Ему принадлежит повесть «Аули» (28). Вышедший после его смерти сборник «Вечерняя песня» сильно искажен при редактировании; его необходимо переиздать на основании имеющихся материалов. X. Адамсон - поэт самобытный и безусловно талантливый, хотя не все в его творчестве одинаково ярко. О духе его творчества можно судить по следующим строкам:

...Mi ne bezonas oron,
Nek ciujn trezorojn de I' mondo,
Sed sangan mi ploras ploron
Pri homaj maljust' kaj senhonto.

'Мне не нужно золота и никаких сокровищ мира, но я плачу кровавыми слезами от человеческих несправедливостей и бесстыдства'.

Хильда Дрезен (1896-1981) - по преимуществу переводчица. Нет ни одного более или менее значительного эстонского поэта, которого бы она не перевела на эсперанто, имеются также ее переводы с русского языка (С. Есенин), украинского (Леся Украинка) и французского (Ш. Бодлер) (29). Наиболее интересны ее оригинальные сочинения, собранные в сборнике «Северная природа» (30), особенно ее интимная лирика из цикла «Нежность». Дресен писала ясным и простым языком, образы ее столь же просты и естественны. В них нет изысканности, утонченности, характерной, например, для Н. Хохлова. В этой ясности и теплоте чувств и скрывается секрет обаяния ее таланта. Вот одно из стихотворений X. Дрезен:

Estus sensence de l' brancho deshiri
Frukton acerban en stat' nematura.
Estus sensence tuj amon deziri
Sub la influ' de momento plezura.

Frukton acerban vi povos elkrachi.
Chu ampromesojn do same traktachi?
Frukton maturan de l' arb' ni atendas,
Amon maturan la кого pretendas.

'Бессмысленно срывать с ветвей кислый, незрелый плод; бессмысленно под влиянием приятного момента сразу же требовать любви. Кислый плод ты выплюнешь, но разве можно так же обращаться с обещаниями любви? Мы ждем от дерева спелых плодов, а сердце хочет зрелой любви'.

Слепой сказочник Василий Яковлевич Ерошенко (1890-1952) известен как классик японской литературы. На эсперанто им написано не более десятка рассказов и сказок и четыре стихотворения, два из которых имеются в переводах на русский и украинский языки (31). Стихотворения его, хотя и не отличаются высоким мастерством, ценны своей гуманистической направленностью.

Александра Логвина (1903-1980) называют последователем Н. Хохлова в поэзии. В 1964 г. вышел в свет его сборник «На дороге жизни» (32). Он публиковал свои произведения также под псевдонимом Liljer. Стихи Логвина, несмотря на высокий уровень мастерства, не могут быть приравнены, однако, к стихам Н. Хохлова, которым они уступают по образности, мелодичности, глубине мысли. Тематика стихов А. Логвина - природа, посвящения отдельным людям, общественно-патриотические мотивы. Любовная лирика в его творчестве почти не представлена.

К русской школе могут быть причислены эсперантские поэты Чехословакии и Болгарии (33). Сборник Эли Урбановой «Только три цвета» относится к наиболее выдающимся произведениям эсперантской поэзии. Из менее известных эсперантских поэтов русской школы упомянем Инна (Всеволод Иванов), стихи его разбросаны по разным изданиям. Также не издавался отдельным сборником и Н.В. Некрасов (1900-?). Стихотворения В.Г. Суткового помещены в сборнике «Девять поэтов» (34). Там же опубликованы стихи и Л.И. Евсеевой (1913 -1980), которая в настоящее время известна как автор многочисленных стихотворений для детей. В последние годы появляются и новые имена.

Будапештская школа в эсперантской поэзии

Будапештская школа, возникшая после первой мировой войны, связана в основном с творчеством К. Калочая и Ю. Баги.

К. Калочай (1891 -1977), врач по профессии, наиболее известный среди эсперантских поэтов. Оригинальных произведений у него, однако, мало. К ним принадлежат сборники «Портреты в рифмах», «Один», «Натянутая струна», «Мудрость Эзопа» (35). Два последних считаются лучшими из них. В основном же Калочай посвятил себя переводам. Только «Всемирный звон» (36) включает переводы с тридцати языков. Вообще же переводы Калочая столь многочисленны, что перечислить их здесь вряд ли возможно. Лучший его перевод - «Витязь Янош» Петёфи (37). Однако поэтическая техника и стиль Калочая не лишены недостатков, особенно в ритмическом отношении. Язык его переводов часто тяжел и труднопонятен: он злоупотребляет неологизмами. Для характеристики стиля Калочая приведем стихотворение «Зима» (сб. «Натянутая струна», с. 110):

Vintro

Lamentas la arboj, chielen etendas
Lа brakojn skeletajn frostante kaj treme.
Ghis fine la bona chiel' kompateme
Al ili shirmantan tapishon subsendas.

Kaj flokoj por blanka chiela kovrilo
Jen falas kaj falas, kaj falas senchese.
Ghis sub chi kovrilo, shirmanta karese,
La arboj ekdormas en bona trankvilo.

Kaj dormas la arboj, kaj dormas la Tero,
Kaj kvazau morttuko la negho sin sternas,
Sed sube jam ghermas la nova espero.

Char nasko kaj morto senchese alternas,
Kaj ghermas la semo, kaj falas la bero.
Sed vivas la Vivo, la Vivo eternas!

Зима

Деревья стонут, простирая к небу
Скелеты рук, от холода дрожа.
Но вот и милость снизошла, как небыль,
К ним сказочный ковер слетает не спеша.

Летят и падают, их нежно прикрывая,
Большие хлопья и снежинок рой,
И вот уже под белым покрывалом
Они узнали сладостный покой.

Земля как в саване - покоится под снегом.
Но под покровом, что сошел с небес.
Хранится жизнь, благословенна небом.

Не снится ей, каких полна чудес.
Придет весна! Зима мертва... хотя
И жизнь и смерть - лишь смена бытия!

Перевод Л. И. Донской

Ю. Баги (Y. Baghy, 1891-1967), актер по профессии, довольно плодовитый писатель и поэт, автор шести романов, пяти сборников стихотворений, четырех сборников рассказов, драматической поэмы, пьес для театра и других произведений. Его учебник эсперанто для венгров разошелся в количестве 40000 экз. Переводов среди его сочинений мало. Его произведения весьма различны по художественному уровню. Наибольший интерес представляют сборник стихотворных сказок «Радуга» и драматическая поэма «Сон под яблоней». Из прозаических произведений Ю. Баги следует отметить его дилогию «Жертвы» и «На окровавленной земле» (38), посвященную описанию жизни иностранных военнопленных в Сибири во время гражданской войны. Роман «На окровавленной земле» считается одним из лучших в эсперантской литературе. Высокими литературными достоинствами отличаются и некоторые рассказы Ю. Баги, особенно из сборника «Цвета» (39).

Для иллюстрации творчества Ю Баги приведем отрывок из его сказки «Находчивая девушка» (сб. «Радуга», с. 55-56).

Sur la vojo kun malghojo
Kamparano migris;
Pro la timo pri la fino
Liaj pensoj nigris.
Che vojfino al filino
Kiam shin renkontis,
Tuj raporte, simplavorte
Chion li rakontis.

«Ne cerbumu, pipon fumu,
Poste iru dormi!
Mi ja trovos, kiel povos
Ghustan solvon formi.
Ne lamentu, ne plu plendu,
Estos bona fino!»
Tiel charme kaj korvarme
Traktis lin filino.

'С тяжелой думой шел домой крестьянин и, вернувшись, все рассказал дочери. «Тебе думать не о чем, кури свою трубку и иди спать, а я все устрою. Не бойся, отец, все будет хорошо», - ласково ответила ему дочь'.

Некоторые произведения Ю. Баги и К. Калочая и библиография их сочинений (к настоящему времени уже неполная) помещены в юбилейном сборнике «Золотые двое» (40).

К будапештской школе относится и Л. Тарконь (1902-1978). Ему принадлежит лишь один поэтический сборник - «Жажда». Стихам его свойственны многие черты поэзии К. Калочая. Л. Тарконь выпустил также (под именем Л. Тотч) сборник статей об эсперантских писателях и поэтах «От страницы к странице» (41), до сих пор представляющий интерес.

И. Баранай (1902-1961), публиковавший свои произведения под псевдонимом Эмба (Emba), не столь известен, но стихотворения из его сборника «Ссылка и убежище» следует отнести к наиболее интересным произведениям будапештской школы. Эмба был в полном смысле слова пролетарским поэтом. Как по технике стихосложения, так и по силе эмоционального воздействия его стихи, пожалуй, лучшие среди произведений поэтов этой школы. Роман Эмбы из жизни эсперантистов «Мария и группа» (42) не получил широкого признания.

Из других поэтов будапештской школы следует упомянуть Ф. Силяди (1895-1970), стихи которого опубликованы в уже упоминавшемся сборнике «Двенадцать поэтов» и в «Эсперантской антологии», но как прозаик он стоит, несомненно, выше (43).

Г. Маура (Г. Вариньен) известен по сборнику "Вполголоса» (44), стихи его имеются и в сборнике «Двенадцать поэтов», но вряд ли можно сказать, что они высоко поднимаются над средним уровнем.

Более талантлив Н. Курзенс (1900-1958). Кроме сборника «Мой спектр» (45) его стихи представлены в сборнике «Двенадцать поэтов». Н. Курзенс считается мастером мелких форм, стихи его очень эмоциональны, но лишены глубокого содержания и социального значения.

Техника стихосложения у адептов будапештской школы несколько отличается от техники стихосложения представителей русской школы. Прежде всего буданештцы не знали адасизмов. Никогда они не применяли и корневых рифм, предпочитая использовать такие, в которых рифмуется как ударный слог, так и обязательно безударное окончание (например, atakas - klakas; vidon - insidon; nuda - kruda; malvirta - hirta). Однако представление о рифме как о созвучии в основном последних звуков привело к использованию в затруднительных случаях диссонансов типа monto - kanto. Представителям русской школы, для которых наиболее важен ударный слог, такие сочетания кажутся крайне неприятными, хуже, чем полное отсутствие рифмы. Для К. Калочая же эти диссонансы звучат вполне приемлемо, и он называет их «настроями» (agordoj).

Другой особенностью будапештской школы является постепенный отказ от мужских окончаний. Стихи в первой большой книге К. Калочая «Натянутая струна» изобилуют мужскими рифмами, которые в дальнейшем его творчестве постепенно исчезают, как и в сочинениях других будапештцев. В предисловии к переводу книги Ш. Бодлера «Цветы зла», написанном К. Калочаем и Г, Вариньеном, говорится: «Во французском языке обязательно чередование мужских и женских рифм. В некоторых стихотворениях, главным образом в старых переводах, мы расположили рифмы таким же образом, но впоследствии нам стало казаться, что излишне навязывать это правило эсперантской поэтике; характеру нашего языка более соответствуют женские рифмы, а мужские нужно оставить для специальных эффектов» (46). И несколько выше: «Мужская цезура, столь трудная в эсперанто..., делает перевод почти невозможным».

По нашему мнению, трудность мужских окончаний преувеличена, а избегание их обедняет ритмические, а следовательно, и эстетические возможности эсперантской поэзии. Заметим, что и женские окончания далеко не всегда безупречны у К. Калочая, злоупотребляющего предлогами и даже артиклем в качестве последнего слога. Например: Brulu chiam am' en // Viaj koroj, amen!" (47) 'Пусть всегда горит любовь в наших сердцах, аминь!' или... mi devas treni grandan viron el // la triumfa сhаrо (48) 'Мы должны вытащить великого мужа из триумфальной колесницы'.

Одной из характерных особенностей ритмики К. Калочая, а также Л. Тарконя является лишний слог в зиянии. В своих «Замечаниях переводчика» к «Аду» Данте К. Калочай писал: «Но я верю, что в стихах Ni venis lokon, kie orkestro tuta или Se de l' kvartana iu ekfridos очень легко придать трем гласным i-e-o продолжительность двух, а четырем гласным a-i-u-e продолжительность трех» (49).

Здесь мы имеем дело с приписыванием эсперанто особенностей родного языка и языка оригинала. В венгерском языке существуют гласные долгие и краткие, от долготы гласного может зависеть значение слова. В итальянской поэзии широко применяется аналогичный прием со «скользящими» гласными. Но в «Фундаментальной грамматике» ничего не говорится о долготе гласных. Ритмика эсперанто строилась Заменгофом по образцу русского и польского языков, где имеет значение не долгота гласных, а их количество и ударение. Мы можем произнести гласный долго или кратко, но количество слогов, а следовательно, и ритм стиха от этого не изменятся, и лишний слог никогда не исчезнет. В эсперанто царит непреложный закон: один гласный - один слог. Единственным средством уничтожить лишний слог является превращение безударного гласного i перед другим гласным в согласный j, например: pjedo, inghenjero, miljono. Но для приведенных К. Калочаем примеров и этот способ не годится, так как в обоих указанных им случаях i находится под ударением. Эти лишние гласные сильнейшим образом разрушают эстетическое впечатление как в этом, так и в других переводах К. Калочая, так же как мешают восприятию стихов Л. Тарконя. Такие крупные представители будапештской школы, как Эмба и Ю. Баги, не пользовались этим приемом. У Ю. Баги (как, впрочем, и некоторых других авторов) встречаются рифмы типа роr mi - dormi с неестественным ударением на предлоге.

Таким образом, хотя будапештская школа и создала немало прекрасных произведений, ритмическое совершенство не может считаться ее достоинством.

Английская школа в эсперантской поэзии

Как было уже сказано выше, английская школа заявила о себе после второй мировой войны. Однако целый ряд поэтов-англичан публиковали свои стихотворения и раньше, например: Браун (Giles Leigh Brown, 1893-1956), Стайлер (Albert Edward Styler, 1865-1928), Нюил (Leonard Nowell Mansell Newell, 1902-1968), известный также как прозаик (50), Стильман (Ezra Clark Stilman, род. в 1907 г.), Прайс-Хейвуд (Brian Price-Heywood, 1910-1942). Сведения о них и образцы их творчества можно найти в «Двенадцати поэтах» и «Эсперантской антологии». Но история английской школы фактически начинается с появления сборника «Четверо» (51) У. Ольда, Дж. Динвуда, Дж. Френсиса и Р. Россетти, в котором провозглашено появление шотландской школы. Однако мы полагаем, что это название неоправданно сужает круг ее адептов, и поэтому мы будем говорить об английской школе, понимая под этим названием главным образом тех авторов, родным языком которых является английский. Между ними можно обнаружить много общего и в манере изложения и в выборе тем и их трактовке.

Из шотландской четверки наиболее значительными поэтами являются У. Ольд (William Auld, род. в 1924 г.) и Р. Россетти (Reto Rossetti, род. в 1909 г.). Первый кроме указанной книги опубликовал также большую философскую поэму «Младенческое поколение» и сборники «Мелодии одним пальцем», «Настроения», «Из жизни одного эсперантиста» (52). Ольд предпочитает больше рассуждать, в меньшей степени показывать, хотя и это умеет делать прекрасно. Для характеристики его стиля приводим отрывок из его поэмы «Младенческое поколение»:

La urbopordo falis! Kuru, kuru!
(Ho, kien kuri? - ien ajn, sed kuru!)
Nokto kavernas, vaste gapas bushoj,
Figuroj svarmas, krioj, stumbloj, pushoj.
Teruro regas, chiun kaptas timo,
Freneze malesperas al viktimo:
Chi formikejon tretis malamiko,
Kaj la formikoj fughas en paniko!

'Ворота города упали! Беги, беги! (Куда бежать? Куда угодно, только бежать!) Ночь - как пещера, широко глазеют рты, фигуры кишат, крики, падения, толчки. Ужас царит, всех охватывает страх, у жертвы - безумное отчаяние: этот муравейник топчет враг, и муравьи бегут в панике!'

Многие стихотворения У. Ольда носят публицистический характер. Ольд является также автором весьма популярного (выдержавшего несколько изданий) пособия «Шаги к полному овладению эсперанто» [Auld, 1974]. Им составлена неоднократно упомянутая «Эсперантская антология». В течение многих лет этот талантливый поэт и публицист редактирует различные эсперантские журналы.

Рето Россетти кроме уже упомянутой книги «Четверо» принадлежит стихотворный сборник «Острый карандаш» и сборник рассказов «Из рукава» (53), в 1970 г. вышли в его переводе стихотворения Бернса. Рето Россетти участвовал также - совместно с Ольдом, Френсисом, Вариньеном, Футом, Динвуди и рядом других в составлении «Английской антологии» (54). Вот начало его стихотворения «Шолем-тряпичник» (из сборника «Острый карандаш», с. 45):

Sholem, la chifonisto

En kabano сhе la vojo
Vivis Sholem, chifonisto.
Ege premis lin malghojo
Pro la plagoj de l' ekzisto.
Dum li veis kaj malbenis,
La rabeno pretervenis.
- «Kiel, Sholem?» - «Oj, chielo,
Mia vivo malfelichas!
Jen en mia kabanchelo
Loko tute ne sufichas.
Tri el nia infanaro
Devas dormi che najbaro!»

'В хижине у дороги жил Шолем, тряпичник. Сильно давила его печаль из-за напастей существования. Когда он стенал и проклинал, мимо шел раввин.

- Как, Шолем? - Ой, небо, моя жизнь несчастна! Вот в моей хижине совершенно не хватает места. Трое из моих детей должны спать у соседа'.

Прозаические произведения Рето Россетти имеют меньшее значение.

М. Бултон (Marjorie Boulton, род. в 1924 г.) - одна из наиболее талантливых представительниц английской школы. Ей принадлежит целый ряд сборников стихотворений и поэм, сборник пьес для театра «Женщина у границы» и ряд прозаических произведений, в том числе биография Л. Заменгофа, безусловно лучшая из всех существующих (55). Ярко выраженная гуманистическая направленность, глубокая эмоциональность ее произведений выдвигают Бултон в ряд наиболее талантливых эсперантских поэтов. Приводим одно из ее стихотворений (из сборника «Контральто»):

La triopa memo

Mi estas tri. La digna lektorino
Kun la krajon' kritika libron legas.
En nigra robo pri la origino
De l' dramo primitiva shi prelegas.

Dume en кого primitiva dramo
Okazas, chiam fresha kaj terura;
Sub nigra robo brulas nun pro amo
Virino simpla en dezir' tortura.

La lektorino pensas. La virino
Baraktas, krias, nur angoron sentas.
Sed la Poet', per arta disciplino.
Observas ilin ambau, kaj komentas.

'Я в трех лицах. Важная лекторша с карандашом в руке читает книгу. О происхождении примитивной драмы она читает в черном платье лекцию. А в это время в ней самой происходит такая же всегда свежая и ужасная примитивная драма; под черным платьем в мучительном желании горит от любви простая женщина. Лектор думает. Женщина в тоске бунтует. А поэт в творческом горении описывает их обоих'.

Из других поэтов английской школы упомянем Э. де Кока (Edwin de Kock, род. в 1930 г.), В. Садлера (Viktor Sadler, род. в 1930 г.) и поэта из Исландии Балдура Рагнарссона (Baldur Ragnarsson, род. в 1930 г.) (56).

Для английской школы характерны в основном женские рифмы, мужские же используются от случая к случаю и лишь в немногих стихотворениях регулярно чередуются с женскими. Большинство таких стихотворений принадлежит Р. Россетти, его стремительный, ритмически разнообразный стих вообще стоит особняком в этой школе. Излюбленным размером ее адептов является пятистопный ямб, особенно часто встречающийся в творчестве М. Бултон, вероятно наиболее талантливой из них. И если адепты русской школы почти никогда не используют диссонансы, а представители будапештской прибегают к ним с большой неохотой, М. Бултон нанизывает их целыми цепями, например: lumo - ато - komprenemo; mondo -grundo - legendo и т.д. Один из талантливых представителей английской школы, новозеландец Б. Кларк (57), довел отказ от мужских рифм до логического конца, вообще не признавая элизию существительных. Но за это ему пришлось заплатить большей длиной стиха («Нам нужно больше пространства», - заявляет он) и начинать стихи различными стопами, то дактилической, то амфибрахической, без всякой определенной последовательности, как в его лучшей поэме - «Путешествие маорийцев в Новой Зеландии». Вот начало этой поэмы:

La vojagho de la maorioj al Nov-Zelando

Super la rando de l' maro levigas denove la vento,
Forta spirado de Rangi, prapatro de tero kaj gento;
Dio, pro kies ordono la suno turmentas skarlate,
Au nigra nubaro aperas, el fonto infera vokate...
Kaj antau la dia spirego forsaltas la grandaj kanotoj,
Kiel de fauko balena terure forsagas la sprotoj.
Rapide rulighas la ondoj, konante la dian koleron,
Kaj levas la pezajn kanotojn alte en bruan aeron...

От края великого моря опять поднимается ветер,
Дыханье могучее Ранги, отца и земли и народа;
Творца, по чьему приказанью и солнце сияет багрово,
И черные тучи из ада выходят, вздымаются грозно.
Пред божьим дыханьем могучим отпрянули судна огромны,
Как рыбки от пасти кита, прорезая стремительно волны.
И катятся, катятся волны, знакомые с божеским гневом,
Вздымая ладьи в шумный воздух, высоко и палящему небу.

Перевод Л. И. Донской

Влияние национальных языков и вообще национальных культур не ограничивается, конечно, техникой стихосложения, в произведениях представителей одной школы можно заметить и общую манеру изложения, и определенную общность в выборе тем и их трактовке, отличные от того, что мы наблюдаем в произведениях адептов других школ. В «Руководстве для высшего экзамена» Венгерской эсперанто-ассоциации [GSE], а также в упоминавшейся уже «Эсперантской антологии» приведены образцы творчества ста шестидесяти эсперантских поэтов. Конечно, к настоящему времени эти обзоры уже стали неполными. В ряде случаев трудно отнести того или иного поэта к какой-либо школе. Формы японской поэзии охотно имитируются эсперантскими поэтами, и сейчас уже можно говорить об особой японской школе, хотя уровень сочинений японских эсперантских поэтов пока еще недостаточно высок (58). Но нельзя говорить, например, о бразильской школе, так как манера письма бразильских эсперантских поэтов очень разнообразна (59).


1 Tarkony L. Solfo. La Laguna, 1964; Wiodarczyk W. Mio mia. Vroclavo, 1965; Kalocsay K. Strechita kordo. Budapest, 1931.
2 Mickiewicz A. Sinjoro Tadeo. Varsovio, 1955.
3 См., например: Pelr Beirut. Sileziaj kantoj. Opava, 1970, с 41, 74 и сл.
4 Tornado В. Valso. - La Suda Stelo. 1968, 29, N 4, с 86.
5 См. также мужские рифмы в нескольких переводах [FK, с. 325, 329, 332].
6 Hohlov N. La tajdo. Koln, 1928, с 30. 7 Рог la paco. V. M., 1966, с 82.
7 Por la paco. V. M., 1966, c.82.
8 Из частного письма Н. Хохлова (1927 г.) Публикуется впервые.
9. Hohlov N. La tajdo, с. 30.
10 Lermonlov. Novaj versajhoj. P., 1912, с 71. Этот перевод был перепечатан, к сожалению, в искаженном виде (см.: Mihail Lermontov. Elektitaj versajhoj. M., 1964, с. 19).
11 Mihalski E. Prologo. Lpz., 1929, с. 58.
12 Logvin A. Sur la vivovojo. La Laguna, 1964; Dresen H. Norda nature La Laguna, 1967.
13 Saharov A. Superforta ambicio. M., 1913; Baghy J. Viktimoj. Budapest, 1925; он же. Sur sanga tero. Budapest, 1935; он же. Koloroj. Varsovio, 1960; Varankin V. Metropoliteno. Amsterdam, 1933; Schwartz R. Anni kaj Monmartre. P., 1930; он же. Kiel akvo de l' rivero. La Laguna, 1962; он же Vole... novele. Kopenhago, 1971; RossetiiR. El la maniko. La Laguna, 1955; Rossetti C. Kredu min, sinjorino! 1950 [6.M.].
14 См.: Szathmari: Vojago al Kazohinio. P., 1958; Masinmondo. La Laguna, 1964; Kaln kaj Abel. Budapest, 1977.
15 Shakespeare W. Hamleto. P., 1906; Goete. Ifigenio en Taurido. P., 1921 (dua eldono).
16 Verkoj de FeZ. Budapest, 1935.
17 Devjatnin V.N. Plena verkaro. SPb., 1906-1911.
18 El Parnaso de popcloj. Poemaro de A. Grabovski. Varsovio, 1913.
19 Frenkel R. Verdaj fajreroj. Brugo (Belgio). 1908; Kozlowski С Petaloj. Kiew, 1912.
20 Hankel M. Sableroj. Lpz., 1911.
21 Cм. Schulhof S.: Per espero al despero. Pardubice, 1911; Kion la vivo alportis, 1911; Autunaj floroj, 1912.
22 Privat E. Tra l' silento. 1912 [б.м.].
23 См. Deshkin G: Versajhoj. Bukuresti, 1910; Elektitaj versajhoj. Beograd, 1957.
24 "Esperanta antologio. La Laguna, 1958; 2-a eld. Rotterdam, 1984.
25 Hohlov N. La morto de delegito de UEA. Zagreb. 1924.
26 La unua ondo. Saratov, 1918; см. Mihhalski E.: Prologo. - Lpz., 1929; Fajro kuracas. Lpz., 1932; Kantoj de I' amo kaj sopiro. Warszawa, 1934.
27 Mihalski E. Poeto de l' strechita kordo. - Argenta duopo. Budapest, 1937, c. 73.
28 Dekdu poetoj. Budapest, 1934; см. Adamson H.: Vesperkanto. La Laguna, 1967; Auli. Budapest, 1934.
29 См. переводы X. Дрезен: Under M. Elektitaj versajhoj. Tallinn, 1929; Barbarus. Horizontoj. Tallinn, 1931; Estona soveta poezio. Tallinn, 1977; Beekman V. Lumo de orienta Europo. Tallinn, 1978; Jesenin S. Versoj elektitaj. M., 1965; Ukrainka L Liriko. Kievo-M., 1971; Baudelaire Ch. La floroj de l' malbono. La Laguna, 1957, с 173.
30 Dresen H. Norda naturo. La Laguna, 1967.
31 См. Eroshenko V.: La ghemo de unu soleca animo. Sanhajo, 1923; Turo por fali. Osaka, 1956; Сердце орла. Белгород, 1962; Избранное. М., 1977; Квiтка справедливости Кшв, 1969.
32 Logvin A. Sur la vivovojo. La Laguna, 1964.
33 Urbanova E. Nur tri kolorojn. La Laguna, 1959; Korinek I. Vitreroj. Prago, 1976- Миrgin C. Kantoj pri la paco. Rierp (Svedio), 1960; Hhrima H.M. Poemo de l' plugisto. Lpz., 1930; Ljubin M. Rugha auroro. Sofia, 1930.
34 Nau poetoj. 1938 [б.м.].
35 См. Kalocsay К.: Strechita kordo. Budapest, 1931; Rimportretoj. Budapest, 1931; Ezopa sagho. Kopenhago, 1956; Izole. Budapest, 1978.
36 Kalocsay K. Tutmonda sonoro. Budapest, 1981.
37 Petofi S. Libero kaj amo. Budapest, 1970, с 37.
38 См.: Baghy J. Chielarko. La Laguna, 1966; Songhe sub pomarbo. La Laguna, 1958; Viktimoj. Budapest, 1925; Sur sanga tero. Budapest. 1935.
39 Baghy J. Koloroj. Varsovio, 1960.
40 Ora duopo. Budapest, 1966.
41 См.: Tarkony L. Soifo. La Laguna, 1964; Totsch L De pagho al pagho. Budapest, 1936.
42 Cm: Emba. Ekzilo kaj azilo. La Laguna, 1962; Maria kaj la grupo. Budapest, 1936.
43 См., например: Szilagiy F. Koko krias jam. La Laguna, 1955.
44 Maura G. Duonvoce. La Laguna, 1962.
45 Kurzens N. Mia spektro. 1938 [б.м.].
46 Baudelaire С. La floroj de l' malbono. La Laguna, 1957, с. 45, 49.
47 Kalocsay К. Strechita kordo. Budapest, 1931, с 85.
48 Madach I. La tragedio de l' homo. 2-a eld. Budapest, 1965, с 62.
49 "Dante Alighieri. Infero. Budapest, 1933, с 274.
50 Newell L.N. Baksis. Budapest, 1938.
51 Auld W., Dinwoodie J.S.. Francis /, Rossetti R. Kvaropo. La Laguna, 1952.
52. См. Auld: Infana raso. La Laguna, 1956; Unufingraj melodioj. La Laguna, 1960; Humoroj. La Laguna, 1969; El unu verda vivo. Kuopio, 1978.
53 См. Rossetli R.: Pinta krajono. La Laguna, 1952; El la maniko. La Laguna. 1955.
54 Angla antologio. Rotterdam, 1957.
55 См. Boullon M.: Kontralte. La Laguna, 1955; Eroj. La Laguna, 1959; Cent ghojkantoj. Chorleywood, 1957; Virino che la landlimo. Kopenhago, 1959; Dekdu piedetoj. Eastbourne, 1964; Okuloj. La Laguna, 1967; Zamenhof. La Laguna, 1962.
56 Kock E. de. Ombroj de la kvara dimensio. La Laguna, 1961; Kock E. de. Fajro sur mia lango. La Laguna, 1967; Sadler V. Memkritiko. Kopenhago, 1967; Baldur Ragnarsson. Shtupoj sen nomo. La Laguna, 1959; Esploroj. La Laguna. 1973.
57 Clark В. Kien la poezio? Rickmansworth (Anglujo), 1957.
58 См., например: V.U. Verda Parnaso. Tokio, 1932; Nisimura Masao Edelvejso Osaka 1956.
59 См., например: Matkovski E. Poemoj. Rio de Janeiro, 1960; см. также Mattos G: Ivan la sesa. Rio de Janeiro, 1953; La tento de la junulo. Rio de Janeiro, 1953; Miniaturoj. Rio de Janeiro, 1959; Archoj La Laguna, 1967; Freto D. Monosilaboj. Rio de Janeiro, 1967.